Родительское сопротивление необходимо!
За каждым общественным явлением нужно уметь увидеть чьи-то интересы. Происходящее сегодня в семейной сфере диктуется интересами двух рынков: 1) рынка содержания детей и 2) рынка обслуживания семьи. Интересы родителей на процессы в семейной политике не влияют.
Регулятором рынка содержания детей от имени государства у нас являются органы опеки и попечительства (далее — опека), которые имеют полную власть решать, кому дать «лицензию» на опекунство, и у кого ее отобрать.
В чём заключается интерес опеки в отобрании детей? Этот интерес – вовсе не любовь к детям. Его могут задавать запросы сект, утехи педофилов, эксплуатация детского труда и пр. Форма «приемной семьи» дает каждому из интересантов бюджетное финансирование. И оно, разумеется, создает самостоятельный интерес в получении детей, одновременно «обеспечивая» и коррупцию.
Спрос на чужих детей становится системным и массовым. Это не ошибка, а сознательная стратегия. Чтобы раздавать детей опекунам, их надо где-то добыть. В детдомах высоколиквидных детей уже давно нет – там остались старшие дети, инвалиды и братья-сестры, которых по закону нужно брать вместе. Остается естественный источник «добычи» детей – родные семьи. Опека получает мощный соблазн развернуться лицом к интересам потенциальных благодарных опекунов и вмешиваться в семьи.
Однако рассматриваемая практика – это ещё не ювенальная юстиция (ЮЮ), не норвежский Барневарн. Это только соблазн ЮЮ, созданный системой «платного родительства». Барневарн начинается не тогда, когда опека хочет вмешиваться в семьи, а тогда, когда ей дают такое право – законодательно разрешают входить в семьи, выбирать и забирать детей согласно спросу и через систему «межведомственного взаимодействия по выявлению неблагополучия» командовать полицией как своим силовым подразделением.
В России данная система в правовом плане до конца ещё не оформлена, но она уже выстроена в общественном сознании: многие хотя и говорят, что против ЮЮ, но воспринимают данные полномочия как норму! Людям привыкли к тому, что опека выступает неким «министерством детства».
По действующему закону «Об основах профилактики безнадзорности и профилактики несовершеннолетних» (ФЗ-120) вмешательство в семью, в том числе в связи с проблемами детей, – удел правоохранительных органов. Если возникает необходимость, они фиксируют правонарушения, ставят семью на учёт, ведут профилактическую работу, но не выписывают самостоятельно предупреждения или штрафы, а обращаются в суд Комиссии по делам несовершеннолетних (КДН).
В основе этой практики лежит здоровый, еще советский подход, гуманный совсем в другом смысле. Согласно ему семья солидарно отвечает за воспитание детей перед обществом. Существенным понятием являются не «права ребенка», а «социально опасное положение». Вмешательство в семью возможно тогда, когда ребенок попрошайничает, бродяжничает, задерживается в пьяном виде, совершает правонарушения и т. п., если нет – к семье не может быть претензий, даже если она не процветающая. За помощь семьям отвечает другое ведомство – социальная защита.
Интерес ЮЮ, интерес «недобросовестной опеки» – расширить свои полномочия на вторжение в семью, вытеснив с этой роли полицию, а также подчинить себе полицию и другие службы. Полномочия на вторжение в семью опека получила 1 сентября 2008 г., когда в семейном кодексе для этого появилась лазейка. Любой сигнал, позволяющий надеяться на то, что ребенок остался без попечения (донос соседа о том, что ребенок плачет), опека обязана проверить в течение 3-х дней (с 2015 г. – уже 3-х рабочих дней).
Чтобы опека не ходила без толку, понятие «оставшийся без попечения» было расширено так, что отсутствием попечения стало считаться плохое попечение по оценочному мнению самой опеки. Статус «оставшийся без попечения» – это не просто слова, а право опеки устраивать ребенка в другие руки.
Подчинение других служб, цементирование их в единый Барневарн, происходит через «межведомственное взаимодействие по предотвращению семейного неблагополучия» – это одна из первоочередных мер «Национальной стратегии действий в интересах детей». Взаимодействуют при этом вовсе не те службы, от которых зависит благополучие семей (службы занятости, обеспечения яслями, бесплатной медициной, очагами здоровой культуры и досуга, контроля за оборотом алкоголя и наркотиков и пр.), а службы, чьи работники по своему профессиональному и человеческому долгу должны доверительно общаться с обратившимися к ним людьми.
Подмена оснований для вмешательства в семьи («неблагополучие» вместо «социально-опасного положения») является радикальным переворотом в понимании функций государства по отношению к гражданам, которые явно не уполномочивали власть влезать без спросу в их семейные проблемы. Неблагополучие в том или ином смысле есть у каждого человека, – как говорится, у кого-то суп жидковат, а у кого-то жемчуг мелковат.
Но люди своего неблагополучия стесняются, открываются лишь тем, кому доверяют. Значит, неблагополучие не нужно «выявлять», а нужно укреплять доверие к госслужбам и предлагать помощь, и тогда люди сами за помощью придут. А «межведомственное взаимодействие» разрушает в обществе доверие, заставляя специалистов самых гуманных профессий предавать доверие к себе и своим службам.
Особым цинизмом отливают лозунги «Национальной стратегии действий в интересах детей» о «раннем выявлении» «семейного неблагополучия» и «жестокого обращения и насилия» с целью их профилактики методами исключительно адресной работы. «Раннее выявление» – это вмешательство в семью до того, как возникло неблагополучие или жестокое обращение.
Здесь видны интересы рынка обслуживания семьи, интересы «сопроводителей» – специалистов разных НКО, желающих зарабатывать на семье. Им трудно себя предлагать на честном открытом рынке, они хотят навязаться, получить деньги из бюджета за свой неконтролируемый и ими самими оцениваемый труд. Они внедряют в регионы регламенты раннего выявления неблагополучия, стремятся узаконить навязывание «социального сопровождения», не объясняя про него ничего, кроме того, что это не услуги и от них нельзя отказаться. Они выглядят как «добрая опека», противопоставленная «злой опеки», ставят семьи перед выбором: или вы согласитесь на нас, или придут отбиратели.
Оба рассмотренных интереса являются ювенальными, поскольку восходят к принципу защиты ребенка, а не суверенитета семьи. Но отношения между ними непростые – ювеналы-сопроводители могут порой вместе с нами выступать против изобретений ювеналов-отбирателей, но нуждаются в отбирателях для острастки. В то же время центральная роль в этом позорном деле отводится опеке. Интересы обоих рынков замыкаются в одном строящемся Барневарне.
Бороться с ЮЮ – не по случаям, а всерьез – означает бороться против создания у нас полного Барневарна, то есть добиваться:
1) ликвидации системы привилегий «замещающему родительству»;
2) возврата на естественные позиции полномочий опеки – не просто убрать из ее функций доступ к семьям, а запретить ей его;
3) прекращения «межведомственного взаимодействия», заменяя его системно продуманными полномочиями и показателями работы каждого отдельного ведомства и добиваясь того, чтобы они больше контролировали деятельность друг друга, чем «все дружно» контролировали семью.